Владислав Жеребьев - Марланский квест [СИ]

Все расселись и только я с полковником остались в недоумении. Я отчетливо понимал, что Урук-Хан ведет какую-то игру и все это театрализованное представление, не более чем тщательно выверенный ход, надрез сделанный умелой рукой хирурга. Оставалось понять, что же вспарывает этот эфирный скальпель.

— Остались вы двое, — продолжил свой монолог хозяин шатра. — Полковник госслужбы и опальный негоциант. Положение у вас у обоих сомнительное. Оба вы гости непрошенное, но вот полезны вы делу или вредны, я пока не разобрался. Позволяю вам самим выбрать место за столом.

Выбор остался не богатый. Свободное место по левую руку от Урук-Хана и еще одно, на удалении, в конце стола. Убей меня икота, если бы я хоть на грамм понимал их значимость. Мы с Суздальским с тревогой переглянулись и тот, решившись, упал по левую руку. Мне же достался торец.

— Умно, — расплылся в улыбке предводитель степного воинства. — Хотя на мой взгляд опрометчиво. Вы полковник, того не ведая, а может быть и зная, выбрали место визиря, отдав сомнительную роль пришлого, но почетного гостя Сбирскому. Ну что-же. Так тому и быть.

Я уселся на свою подушку и приготовился слушать, однако Урук-Хан в разговор вступать не спешил и сразу предложил всем подкрепиться, чем все тут же и воспользовались. Добряк Грецки набросился на угощение сразу. То-же самое повторили и Серый с Суздальским, однако взгляд мой зацепился за Амира. Советник вроде бы и не спешил приступать к пиршеству, хоть и был так же голоден как его спутники.

— Не бойтесь Барус, — снова оскалился Урук-Хан. — Я торговец, воин, стратег, иногда политик, но вовсе не отравитель. Те, кто вкушают пищу вместе со мной, благословенны пустошью и могут не опасаться за собственную жизнь.

Советник пожал плечами и принялся за еду.

— Послушайте, Урук-Хан.

— Можно просто Хан. — Усмехнулся хозяин, неспешно отхлебывая вино из расписной пиалы. — Я, знаете-ли, космополит и предпочитаю общаться без титулов.

— Хорошо, — кивнул я. — Хан. Чем мы, собственно обязаны столько радушному приему и негостеприимной встрече?

— Все очень просто. — Мой собеседник расплылся в улыбке. — За свое радушие и дальнейшую помощь я хочу от вас небольшую, самую крохотную услугу.

— Вы знаете суть нашего предприятия.

— Серый мне рассказал. Более того, я давно и плотно сотрудничаю с господином Подольских и только присутствие его ставленника не дало вашим головам отделиться от тела.

— Но если вы знаете суть предприятия, то будучи разумным человеком, вы просто обязаны оказать нам посильную помощь.

— Послушайте, Сбирский. — Голос Урук-Хана из бархатно вальяжного в мгновения ока превратился в полоску стали. — Вы деловой человек, я к слову, тоже. Любая помощь стоит чего-то, а альтруизм придумали нищие, чтобы проще было побираться.

— Но джины…

— Чушь. — Хан брезгливо сморщился. — В фольклор я верю ровно на столько, насколько можно его продать. Я подозреваю что причины вашего поспешного путешествия несколько более материальны, чем свирепые духи пустоши. Я безраздельно владею всеми торговыми путями от побережья северного моря до скалистых гор Безмолвия, которые подступают к оазисам рожденным пустошью за десятки переходов конного отряда отсюда и прекрасно понимаю природу вещей. Ранее нам доставляли удивительные по изящности и исполнении безделушки, и делали это такие же негоцианты как вы, но в один момент поток диковин из бурной реки превратился в тоненький ручеек, а затем и вовсе тонкую ниточку. Недавно иссякла и она, а ваши, Сбирский, соплеменники вооружаются и уходят куда-то на южное побережье. Истерия, которой подверглись все от мала до велика, и организовали ее ваши же, Дмитрий, соотечественники. Вы не подскажете, что происходит?

Я на секунду замялся и пытаясь увидеть поддержку товарищей, оглядел собравшихся, но взгляды их, что удивительно ничего не выражали. Амир застыл в недоумении, Грецки нахмурился и, казалось бы, ушел в себя, осоловев от обильной пищи. Оставшиеся полковник и Серый не сговариваясь пожали плечами, оставив инициативу мне.

— Я вам помогу, Сбирский. — Вновь подобрел Хан. — Я отлично знаю откуда вы, и не раз бывал на вашей планете. Некоторые способы ведения дел, самые радикальные и действенные я перенял от ваших соотечественников. Я знаю о крахе негоциантского дома Подольских и плачевном состоянии остальных торговых представительств. И главное, я знаю о Ястребе и том что вы, каким-то чудом, хоть и номинально, но являетесь его капитаном. Эта гора металла слушается вас и только постельное белье не меняет.

— Вы хотите свою долю?

— Возможно. — В глазах повелителя пустошей загорелся алчный огонек, но не здесь и не сейчас. Сбирский, я знаю, что надвигается катастрофа, серьезная, непоправимая, большая беда для всех, в независимости от статуса, привилегий и крепости рук. Я смеюсь над глупцами, ибо катастрофа эта вселенского масштаба, и я знаю, ну или предполагаю, как можно выжить.

— Откуда вы все это знаете? — Опешил я от этой исповеди.

— Мои уши и глаза везде, и я щедро плачу за сведения. — Пожал плечами Хан. — Однако к делу. У нас два варианта. Либо я всего добиваюсь сам, либо вы мне помогаете. Первое, я бы лично вам не рекомендовал. Вы даже не представляете себе Сбирский, насколько пытлив и первобытен ум обычного кочевника. И он настолько же дитя в этом мири, простое, непорочное и чистое, насколько руки его с готовностью и сноровкой могут снимать кожу с человека. Лоскут за лоскутом, сантиметр за сантиметром, пока от когда-то знатного вельможи или смелого воина не остается груда корчащегося в пыли свежего мяса.

— Ладно, — сдался я, и выложил ему все что я знаю. Про боевые спутники, мирно дремлющие на орбите, про чужеродный заводик по производству плотоядных дроидов, про невозможность Ястреба стартануть без повторной идентификации. Рассказ мой был сбивчив и сумбурен. Некоторые вещи, вроде истинного предназначение челнока и внешней угрозы, я пока приберег на потом, но признаюсь, был с этим типом откровенен. Что уж на меня тогда на шло, не знаю, но мой приступ откровения польстил Хану.

Эмоции на лице Хана менялись по ходу сюжета моего сумбурного повествования. Сначала он изображал вальяжного хозяина, затем его лицо приобрело отпечаток заинтересованность, а когда я заговорил о сути предстоящего бедствия, великий воин степей и вовсе приобрел озабоченный и обеспокоенный вид. Впрочем, все это были отблески, вспышки, сменяющаяся череда масок.

Но как бы я не старался пробудить в нем хоть что-то человеческое, холодный расчет и прямая выгода перевешивали в нем положительные чувства.